Феминистка до появления феминизма.

Феминистка до появления феминизма.

Статья публиковалась ранее на моем ДЗЕН канале

Тогда еще слова такого как “феминизм” не придумали. Еще только идеи равенства и братства провозглашенные французской революцией пытались установить равенство людей, независимо от социального происхождения, только плавали в умах великих, первые проблески идеи озарения, что женщина ведь тоже человек и вовсе не “курица”. А она уже была. Олимпия де Гуж. Личность странная и неординарная, по признанию всех, кто ее знал в свое время. Итак, кто же такая Олимпия де Гуж?

Ну для начала происхождение ее вовсе не аристократическое, и в понимании тогдашнего народа не очень-то приличное. Родилась она в семье местного мясника в Монтобане, городе на юге Франции. Связь с аристократией и неприличием состояла в том, что мясник вовсе не был ее отцом… Ее отцом был Жан-Жак де Помпиньян, дворянин, маркиз и поэт ко всему прочему. Собственно, он этого и не скрывал, но бастарду своей дочкой не признал и никакого участия в ее судьбе не принимал. Естественно, она росла в семье “полной любви, нежности и заботы”, в особенности со стороны отца. Как только ей стукнуло семнадцать, папаша поспешил “сбагрить” ее с глаз долой и поскорее. Ее отдали замуж за старого и почти разорившегося ростовщика Луи Обри. Никаких чувств к своему супругу, кроме ненависти и отвращения, она не испытывала. Но, видимо, судьба сжалилась над ней и через год ее муженек отправился к праотцам. А Олимпия отправилась в Париж. Ну куда же еще деваться молодой француженке, ставшей вдовой и желающей как-то устроить свою жизни? Да и посмотреть на мир, который толком-то и не видела.

Куртизанкой ее как бы никто не называл, но богатого любовника она нашла себе в Париже быстро. Им стал Жак Бетри де Розьер заметная фигура среди парижских чиновников и обладатель неплохого капитала, часть которого он с охотой тратил на молодую любовницу. Жак не просто осыпал свою новую подругу деньгами и подарками, он ввел ее в общество. Олимпия стала ходить на различные приемы и мероприятия, завела знакомства среди парижских вольнодумцев из высшего света, даже вступила в “общество друзей негров” (пардон, историческое название слово “афроамериканец” тогда тоже еще не придумали”), организацию распространявшую аболиционистские и антирасистские идеи. В общем, Париж пропитывал ее духом свободы, стремления к равенству и братству, к стиранию границ и рамок между людьми основанных на их различиях.

Великую французскую революцию она встретила с радостью и восторгом. Нет, на баррикады не бегала и в штурме Бастилии участия не принимала. Но поддерживала, что называется, всей душой. Многие ее знакомые, с которыми она свела дружбу ранее, оказались в рядах жирондистов. Олимпия оказывается так же в их рядах. Но когда ее однопартийцы готовили какой-то очередной манифест она сильно возмутилась, поняв, что права и свободы, которые они прописывали в нем, по умолчанию распространяются только на мужчин. Высказав свое возмущение громко и шумно, она отправилась писать свой манифест.

Из под ее пера вышла “декларация прав женщины и гражданки”. Помимо всего прочего она вносит в нее право женщины на развод с мужем. Декларация, естественно, утверждала не только это. Согласно декларации женщина должна была получить равные права с мужчинами, в том числе право на участие в политике, юридические и экономические свободы наравне с мужчинами. Жирондисты не стали разыгрывать из себя обиженных на свою соратницу и оказали ей поддержку в продвижении ее декларации. Так она становится не только “симпатичным дополнением” в их компании, но полноправным политическим соратником. Олимпия становится автором еще нескольких проектов, которые при поддержке жирондистов обрели форму законов. Так отменялось обязательное венчание в церкви, брак считался законным если был зарегистрирован светскими властями. Узаконивалось право женщины подавать на развод. Она так же активно уделяет внимание защите прав незаконнорожденных детей. Она устраивает собрания женщин, на которых выступает о равенстве прав дарованных революцией для всех, невзирая на любые различия. Так же занимается организацией приютов для беспризорников и подкидышей.

Но колесо французской революции крутится дальше. Марат и якобинцы сперва изгоняют из конвента жирондистов. Потом начинают устанавливать свои права. Якобинцы куда более патриархальных взглядов, и вольности мадам де Гуж им не очень по нраву. Кроме того, Олимпия еще и несколько раз публично выступила с осуждением “чисток Марата” и иных его действий. Вскоре в ее дом пришли с обыском. Будучи свято уверена, что ее записи исключительно революционного духа, она сама отдала им свои бумаги как доказательство своей искренности и верности революционным идеям. Но к чему придраться нашли. Олимпию де Гуж обвинили в контрреволюции. И ее слова сказанные ей ранее, в связи с ее декларацией, оказались пророческими. Она сказала: “Если женщины восходят на эшафот, то должны иметь право и выходить на трибуну”. На трибуне она побывала. На эшафоте тоже оказалась. Снова идеи о равноправии женщин в обществе стали громко озвучиваться почти через сто лет после смерти Олимпии де Гуж.