Эволюция индивидуализма.

57 прочтений

24 апреля

Статья публиковалась ранее на моем ДЗЕН канале

В своей книге “Человек (основа общества)” я описывала свою теорию исторического процесса развития человечества. История человечества – это процесс борьбы двух устремлений общества. Устремления к индивидуализации и устремления к социализации. Уточню, под словом “социализация” подразумевается стремление общества к консолидации сил в совместных действиях ради достижения общей цели.

Впрочем, ничего удивительного нет. Явление это свойственное не только человеку, но и всему живому. Есть два варианта развития жизни, два варианта способа выживания как такового. Первый свойственен, как правило, крупным, сильным животным, которые привыкли рассчитывать на собственные силы, а других представителей своего вида воспринимать, скорее, как конкурентов. Второй чаще свойственен относительно слабым животным выживание, которых зависит не только и не столько от них самих, сколько от группы в целом, в которой они находятся. Впрочем, “сильный” – “слабый” в данной ситуации относительно. Так как есть и крупные животные предпочитающие держаться вместе, как львы, слоны. Вместе проще и опасность заметить, кто-то да заметит, в одиночку сложнее, и совместными силами что-то сделать, ту же охоту организовать например. С другой стороны, одиночество тоже имеет свои положительные стороны. В одиночку, даже мелкому и слабому животному спрятаться легче, чем толпой, в одиночку зависишь только от себя и чужие ошибки на тебе не отразятся. Впрочем, мы все продукт биологической социализации. Ведь когда-то предок многоклеточных был всего лишь колонией одноклеточных организмов начавших жить дружно и вместе. По сути, каждый из нас это большой ходячий “город” одноклеточных существ, настолько спаявшихся в своем взаимодействии, что стали существом нового уровня, нового ранга – многоклеточным. Да и сама клетка, как ученые говорят, продукт симбиоза более примитивных организмов. Эволюция шагает по пути социализации организмов выводя каждый раз на новый более сложный и высокий уровень. Симбионт амебоподобного существа и бактерий подобных существ становится клеткой, колонии клеток многоклеточным оргазмом, а общность существ, типа пчел или муравьев, неким квази-организмом как улей или муравейник. Казалось бы, человек шел по этой же линии развития.

Изначально человек существо стайное, стадное. Обезьяны живут стаями, человек тоже жил на первых шагах своего развития. Собственно, сама разумность человека возникла благодаря стайности, социализации, коллективности. Жизнь в стае – это привычка и стремление к общению, необходимость иметь систему сигналов для взаимодействия, это основа возникшего языка. Совместные действия требовали координации. Накопленные навыки передавались путем обучения не только прямых родителей, но и других членов стаи. Так потихоньку и “наросли” мозги по необходимости. Возникновение зачатков цивилизации, казалось бы, повело человека по пути усиления социализации. Появилось разделение труда, специализация. Как у муравьев, как у клеток организма. Впрочем, до выделения специализированных особей не только привязанных к определенной роли в обществе, но и отличающихся внешне в силу специфической специализации, дело не дошло. Но кто знает ведь могло, да и все еще имеет таковой шанс. Но все же человек не муравей, муравей бездумный винтик механизма – муравейника, часть целого неотрывно связанная с целым и неспособная существовать вне этого целого. Муравей потерявшийся от муравейника просто впадает в ступор и не знает, что ему делать, так и стоит или бесцельно бродит, пока не помрет. Человек в силу своей разумности может и в одиночку выживать, да и менять свою специализацию с легкостью, приспосабливаться к разным нишам своего общества.

Однако человек изначально развивался по тому же пути. Стая стала племенем. Племя осело занялось земледелием. Потом появились города. И тут где-то щелкнуло у человека, я вам не винтик, я личность! Ну, вернее, не совсем так. Вот было племя. Племя это что? Это как одна большая семья. Вместе охотились, вместе мамонта жевали, ну или кого там поймать умудрились. Вместе от хищников отбивались. Племя-стая жило по природным законам, мало чем отличимым от таковых у тех же волков например. За неимением больших зубов и клыков, взяли в руки палки да камни. Стало легче. Затем палки с камнями усовершенствовали, стало еще легче. Ну и племя стало расти. Стало большим. А потом… Потом вообще кто-то додумался зерно в землю закопать. Тут и началось самое интересное.

Когда племя перестало быть единым целым и поделилось на роды? Ну, наверное, еще даже до земледелия этот процесс начаться мог. Охота дело хорошее, но как бы в лесу зверья больше не становится. И чем больше племя, тем технически ему, конечно, охотиться проще на крупную добычу, но и добычи больше нужно. Так что часть племени могла остаться тут, а часть пойти вон туда за реку или за лес, чтобы охотиться друг другу не мешать. Все вроде бы по-прежнему друзья-сотоварищи как бы от одного племени, но уже разные компании, разные роды. Земледелие эту тенденцию только усугубило. Этот клочок земли этого рода, а вон тот того, вроде все вместе одно племя, но уже немножко каждый сам по себе. Про племена мы уж давно забыли, поперемешались все, а вот род жив до сих пор. Родственники, члены рода. Вроде живем разными семьями, но род-то один, родня одним словом. Впрочем, я тоже несколько иную теорию выдвигала. Как из целостных племен получились конгломераты родов. Вот тут уже земледелие самое прямое отношение имеет. Человек осел на земле, стал ее обрабатывать, уходить с плодородной земли не хочется, терять ее жалко. Но не все осели. Кто-то кочевал и охотился дальше. Те, кто осели, в глазах кочевников выглядели очень богатыми. Еды много, дома большие, не то что какой-то шатер или шалаш, вещей много всякие там циновки, побрякушки на стенах, стулья какие-то, лавки да столы попридумали. Ну а чужое богатство всегда вызывало зависть и желание его отобрать. Вот и стали кочевники налетать на земледельцев да грабить их. Через какое-то время земледельцы додумались, что проще от грабителей откупиться, чем драться с ними каждый раз. Ну а бывшие кочевники стали от своей “дойной коровы” других кочевников гонять. Так постепенно превратились бывшие грабители в знать и “защитников”, а бывшие земледельцы… так и остались крестьянами-земледельцами. Но у жадности-то руки всегда загребущие. Так что сильные знатные роды “дворян” подумали, что мало им одного поселка, чего бы второй, третий.. себе не подчинить? Так и появилась знать – знатные роды и роды простые – крестьянские. Казалось бы, племена объединились стали целым. Стали строит города. Вот же процесс социализации. А нет, не совсем. Племя стало народом НАродом, НАДродом, стало конгломератом разных родов, которые уже себя целостной единицей ощущали, а пламя, племя так вроде свое, но не на сто процентов. Племя одно да роды разные.

Города стали, с одной стороны, новой попыткой объединения, консолидации разных частей в нечто общее, в некую структуру подобия единого организма. Город стал центром куда съезжались крестьяне торговать, меняться, мой урожай на то, чего нет у них, где селились ремесленники, уже не зарабатывающие землей. Казалось бы, пошли по пути того же муравейника, стали выделяться специализации различные. Все под единой властью короля, князя, царя, вождя, монарха одним словом. Но, с одной стороны, пытаясь опять общество в некое целостное состояние города, стали очередным гвоздем в крышку гроба социализации. В городах уже и род стал отходить на второе место, а про племя уже вовсе стали забывать. Слишком разные люди селились вместе, из разных родов и племен, старые связи рвались, новые создавались по другим правилам. В городах жили уже не родами, а семьями. Пусть даже родичи рядом, но каждый своим домом. Общество поделилось на ячейки – семьи, ставшие основой общества на долгие века.

Впрочем, общество делало попытку нового единения. Знати по-прежнему было мало того, чем она владела. Ей нужно было больше. Города-государства стали перерастать в царства, а потом и в империи. Шла унификация всего: законов, денежных средств, торговых пошлин, строились дороги, мосты, создавалась большая целостная структура государства. Но чем шире раскидывалась империя, тем больше в ней становилось разномастного населения. Чем больше росла страна, тем более сложной и запутанной становилась бюрократия, законодательство, огромный конгломерат становился нежизнеспособным. Что и прекрасно доказали античные империи, рухнув под напором варварских племен. Очередная попытка цивилизации пойти по пути социализации общества разбилась в прах. Наступило Средневековье – век время господства индивидуализации на самом ее пике расцвета.

Страны средневековья были, скорее, достаточно абстрактным понятием. Был феодал у него был феод. То есть тот клочок земли, который он “доил” и охранял от других феодалов. Благородные рыцари резали друг дружке глотки не только на турнирах да войнах, но и просто совершить набег на деревню соседа вполне себе нормальное занятие. Феодал обеспечивался своими крестьянами. Торговлю и прочее считал занятием неблагородным, а стало быть, недостойным рыцаря. Благородным и достойным было только убивать соседей. Нет, конечно, у благородного рыцаря был свой сюзерен. Но сюзерен не вмешивался в местные дела, его заботило только чтобы благородный рыцарь привел свою толпу крестьян и кучку дружинников на очередную веселую резню на уровне королевств. Ну или там графств, герцогств. Да и то сегодня благородный рыцарь и достопочтенный лорд стоя на одном колене клялся в вечной верности какому-либо королю французскому, а завтра преклонял колено перед королем итальянским, благородно и достойно всаживая нож в спину бывшему сюзерену и убивая бывших союзников. Нет, такое поведение, конечно, не считалось достойным поступком, но кто же запретит благородному лорду? А если он оказал услугу новому сюзерену, то все его проступки перед прежним уже не считались, как бы… Каждый лорд был сам по себе, и творил на своих землях что хотел.

Короли, конечно, от радости не танцевали, от того, что их власть по сути дальше дворца королевского не очень-то расходилась, и зависело от того, что в голову взбредет вассалам. Так что всеми мерами старались ограничить самовольство вассалов и вернуть времена “старых добрых империй” античности. И со временем стали подвигать аристократию в сторону, стремясь к абсолютизму. Вассалы, естественно, тоже были недовольны и сопротивлялись королям как могли. Собственно, аристократия и устроила “возрождение демократии”, породив первые парламенты. Рассчитывая, что это будет инструмент ограничения королевской власти со стороны аристократии. Впрочем, этим они окончательно забили крышку в гроб собственной значимости, так как появилась новая сила – имевшая деньги (аристократы-то тоже их может имели, но больше кичились благородством и деньги считали второстепенной вещью). Время господства индивидуализма шло к закату. Впрочем, тут уже включился другой механизм. Если раньше устремления общества к индивидуализму и к социализации поэтапно сменяли друг друга, то теперь они начали расти в одном месте и сразу.

Изначальная волна капитализма была попыткой восстановления принципов индивидуализации. Принципом отката к фактическим устоям феодализма. Каждый сам по себе, каждый делает что хочет и зарабатывает как хочет. Но если феодализм базировался на принципах силы и подчинения, то капитализм быстро перешел к обману и фальши. Вся система капитализма работает на “заманилово” – на красивых обещаниях и больших надеждах. Человек видит пример жирующего богатея и ему говорят, вот, мол, будешь много работать станешь таким же. Человек работает, работает больше и больше, чтобы купить какой-то признак “роскоши” и чтобы походить на того самого богатея. Но весь секрет в том, что капитализм не более, чем подобие казино. В котором для заманивания показывают “выигравшего супер приз”, чтобы тысячи людей несли свои деньги в надежде выиграть такой же. В случае капитализма несут и деньги, покупая всякий “престижный” хлам, и несут свое время, силу, а то и здоровье. Вползти в ту самую кучку миллионеров теоретически может каждый, практически борясь за этот шанс люди гробят всю жизнь впустую. Изнывая на переработках и вешая на шею долги и кредиты пачками.

Капитализм прославляет конкуренцию, манит мечтой и подталкивает стремиться к ней. В результате человек отходит не только от рода, но уже и семья становится неактуальна. Человек стремится к карьере, к престижу, коммерция проникает в отношения. Элементарно “удачно выйти замуж”. Для богатого мужчины жена тоже перестала быть не только другом и соратником, но и даже продолжение рода отошло на второстепенный план. Жена – это тоже знак престижа. Нужно взять красивую куклу, которая будет сидеть дома и выгуливаться на всякие мероприятия, чтобы было чем похвастаться, а так с ней может не быть ничего общего. Капитализм поставил человеку единственную цель в жизни – покупать. Покупать как можно больше всякого: самая “крутая” машина, самая последняя марка телефона, самый “престижный” костюм, самый расхваленный “черт пойми что и черт пойми зачем, но все берут, потому что престижно”. Человек вступает в гонку, изначально считая, что он гоняется за комфортом, лучшей жизнью, большим удобством. Человек начинает покупать. Смотрит на знакомых, вот у них есть, я чем хуже? Находит вроде бы полезные и удобные вещи, которые ему самому нравятся и их хочется иметь, хочет чуть больше дом, чуть удобнее машину, чуть лучше одежду. Вот только это “чуть” уходит все дальше и дальше. Реклама лезет из всех щелей хуже тараканов, кричит купи еще вон то и вот это, без этого обойтись нельзя, с этим лучше, просто мельтешит перед глазами вбивая в голову “купи, купи, купи”. Со всех сторон выпрыгивают банки, лезут из под пола, просачиваясь в телефонных звонках и рекламных плакатах, внедряясь через интернет и ТВ, возьми сейчас, плати потом, мы тебе дадим денег сколько нужно. И человек ведется, ловиться на эту “халяву”. Дорогую “халяву”. Чтобы покупать нужны деньги. Чтобы купить сейчас деньги тебе дадут в долг, но по долгам тоже нужно платить, платить с процентами. И такими неплохими процентами. Человек работает, старается, лезет в новые долги, работает еще больше, чтобы платить по долгам и продолжать оставаться “на плаву”, все еще мечтая о престиже, все еще продолжая покупать и брать в долг. В конечном итоге приходит человек поздно вечером домой с работы, видит свернутые в рулоны ковры в углу, видит стопки хрусталя на полочках, которым не пользуется, видит дорогие приборы на кухне, которые пылятся без надобности, включает дорогущий телевизор, чтобы просто заснуть перед ним от усталости через пять минут. Капитализм не только загнал всех в беготню за очередным заработком, но и перевел все отношения в обществе на коммерческую основу. С кем выгодно дружить, с кем выгодно встречаться, за кого выгодно выйти замуж или на ком выгодно жениться. Человек сам по себе, все же вокруг лишь коммерческие сделки в той или иной степени.

Социализм пошел другим путем. Социализм включил максимальную социализацию общества. Деньги – не главное. Главное – общенародное достояние. Главное – стремление в светлое будущее. Уважение и быть примером в обществе. От каждого по способности, каждому по труду. Социализм стал пиком всплеска социализации общества. Больше только в фантастических утопиях и антиутопиях. Но зашагал он тоже не тем путем, не в ту сторону. Объединить силы, сплотиться, стараться для общего блага, забывая о себе и кладя свою жизнь на рельсы светлого будущего. Это все звучало, конечно, замечательно, пока это самое светлое будущее рисовалось где-то там вот совсем недалеко. Лет через двадцать-тридцать, мечтали сражавшиеся на фронтах гражданской войны, построим мы коммунизм и заживем. Ну не мы так хоть наши дети будут жить счастливо в мире победившего коммунизма, мечтали те, кто восстанавливал страну после Второй мировой. Ну не наши дети так внуки… Думали советские люди годах так в 60-70-х. Но чем дальше в неизвестность уходил бесконечный путь в никуда, тем больше открывались глаза у людей. Хотя не у всех они открылись даже сейчас. Коммунизм, может быть и хорошо, вот только под знаменами КПСС путь к коммунизма превратился в вечное стремление при социализме растягивающемся до бесконечности. И что есть социализм? Все стараются и работают на всеобщее благо – хорошо. На данный момент все получают равномерный кусочек блага, тоже хорошо. Но господа (ой, простите, товарищи) партийные чиновники что-то мало похожи на равномерных получателей благ. Все общее, все народное… Хорошо. Но все народное – это же государственное, все равно же общее? А государственное – значит партийное, а значит принадлежащее по факту (не по закону, не по бумагам, но по факту используемое) партократами из КПСС. Но имущество, как бы ладно с ним. Имущество, деньги – не главное. Главное что? Главное – каков человек! А вот с этим начинается интересное. Каков должен быть человек – решает партия. Не просто ставит приоритеты и задачи, не просто рисует цели, она дрессирует человека, мало того следит, чтобы шел он в ногу, шел он строем именно так и именно туда, куда указано партией. Пропагандируя, что все народное и все для народа, социализм привел к диктатуре партии контролирующей каждый шаг человека и к “все государственное (а значит ничье, ну вернее – партчиновников)”. Народу осталось лишь работать, слушать приказы партии и найдется на где-то там в неведомых далях “эх, заживем…”

Новый муравейник не прижился. Восемьдесят лет эксперимента привели к краху. Может быть он и был бы хорош, если бы не заграбастали партийные чиновники все в свои лапы, и не пытайся они контролировать каждый шаг человека и каждую его мысль. На опустевшее место нахлынул возрадовавшийся капитализм. Разбившиеся в дребезги мечты советских людей обрели новые мечты, которые разбились еще быстрее. Народ стал замкнутым, стал толпой одиночек. Толпой, в которой каждый сам по себе и с недоверием косится на соседей. Нынешние попытки построения “особого пути”, мне кажутся лично, попыткой взять худшее из обеих систем. К капиталистической экономике прикрутить тотальный контроль времен СССР. На фоне всеобщей растерянности и непонимания куда и зачем нам двигаться, стали проявляться всплески индивидуализма переплевывающие даже времена феодалов. Сколько сейчас бродит разных идей, одна другой гениальнее. Чего стоит только идея всем уйти в виртуальное пространство и каждому строить свой мир на свой вкус… Как и кто, правда, при этом будет поддерживать существование физических тел этих виртуальных строителей я не знаю… Но такая “Идея” рассматривается на полном серьезе некоторыми личностями. Общество пришло к максимальной раздробленности, нет не к свободе духа и мысли, с этим то как раз проблем хватает, к раздробленности на уровне самоизоляции себя от всего окружающего. На фоне этой тенденции просто шикарно смотрятся, такие явления как сепаратистский феминизм и сепаратистский маскулизм – это радикальные течения соответствующих движений. Суть у них одна, хотя смотрятся они зеркально. Сепаратистский феминизм считает, что мужчины не способны строить нормальное общество и жить не эксплуатируя женщин, что даже мужчины поддерживающие на словах феминизм, будут вносить токсичную атмосферу и пытаться перестроить все под себя, следовательно, наиболее “логичное “решение – это строить свой отдельный мир тем или иным способом, отгородившись от мужчин вовсе. Ну как отгородиться тут вариаций много: всех выгнать, самим сбежать, жить в одном городе, но игнорировать на уровне “не слышу, не вижу”, да мало ли как еще. В основном в рамках сепаратистского феминизма – это сводится к ограничению круга общения чисто женским обществом и созданию чисто женских организаций, в том числе и коммерческих, как места работы для женщин-сепаратисток. Радикальный маскулистский (мужской) сепаратизм заходит еще дальше. Они так же рассматривают общество как структуру подавления личности, в частности, считая, что женщины эксплуатируют и подавляют мужчин. Считают, что женщины не способны строить адекватное общество и налаживать адекватные отношения с мужчинами, без попыток подавления угнетения мужского пола. А следовательно, выдвигают столь же “логичную” идею отделения мужчин от общества, в котором “правят ” женщины. Вот только если феминистки-сепаратистки, как правило, ограничиваются созданием собственных организаций и кругом общения, хотя среди них тоже появляются разные ультрарадикалки, слова которых транслируют СМИ как “лицо феминизма”, которые высказывают идеи о том, что мужчин в идеале нужно было бы выселить на отельные территории или еще чего похлеще. Мужской сепаратизм идею с ограничением круга общения видят, лишь как определенный этап “освобождения”. Разделяя сам “путь” на пять этапов. Первым этапом является “понимание самой необходимости такого пути”. Вторым – безбрачие (правда, интересный момент, что на данном этапе интимные отношения все же не отрицаются, только переносятся на единоразовые, даже не происходит отказа от желания создать потомство, правда, так и не поняла, что с этим потомством на данной стадии мужчина-сепаратист планирует делать), далее, идет постепенный отказ от интима: сперва – от интима ради размножения, затем – полный отказ от интима и, наконец – полный уход от общества вообще. Таки понимаю, что жизнь монаха-отшельника самое то. Ну как бы ладно перверсий у нас в обществе хватает. Есть и более оригинальные.

Вот, знаете, когда в ограниченном пространстве вода колеблется туда-сюда, наиболее буйные всплески происходят ближе к тому, как она успокоится и придет в гармонию. Идеальным обществом будет общество – взявшее лучшее из прошлого опыта и отказавшееся от худшего. Не борьба индивидуализма и социализации, а гармоничное сочетание, что-то наподобие социально направленной общественной экономики в сочетании с максимальной свободой личности. Свобода личности подразумевает отсутствие контролирующего, управляющего органа “государства”, но не отсутствие закона, закона принимаемого всенародно.